**1960-е. Анна.** Утро начиналось с запаха кофе и крахмальной рубашки мужа. Она провожала его до калитки, потом мыла посуду, гладила бельё. Измена обнаружилась в кармане его пиджака — смятый билет в кино на два лица и чужой шёлковый платочек. Мир сузился до размеров кухни. Сказать кому-то? Стыд был плотнее оконных занавесок. Она молча сшивала разорванную жизнь, стежок за стежком, будто подшивала подол его брюк. Развод? Не в их улице. Она осталась, вырастила детей, а по воскресеньям пекла пирог с вишней — слишком кислый, как будто специально.
**1980-е. Ирина.** Её жизнь сверкала, как хрустальная люстра в гостиной. Приёмы, салоны красоты, шёпот за спиной: «Какая пара!». Измену она учуяла раньше, чем увидела — в новом, слишком дорогом парфюме, который он ей не дарил, в внезапных «совещаниях» в пятницу вечером. Она наняла частного детектива. Фотографии, где он смеётся с молодой секретаршей, легли на полированный столик, как экспонаты. Скандал был блестящим, как её маникюр. Она выжала из развода квартиру на Тверской, машину и счёта в валюте. Вышла замуж за издателя. Но иногда, поправляя жемчужное ожерелье, ловила себя на мысли, что проверяет, не ослаблена ли застёжка.
**2010-е. Марина.** Её мир был выстроен из цифр, контрактов и дедлайнов. Неверность мужа всплыла в истории браузера на общем ноутбуке, пока она искала документ к утру. Аккаунт в dating-приложении, чаты. Не боль, а холодная ярость юриста. Она скопировала все данные, отправила себе на почту. Засела за расчёт: совместная ипотека, инвестиции, опека над дочерью. Через три недели подала на развод, приложив файл с доказательствами. В суде говорила чётко, без дрожи в голосе. Получила всё, что хотела. Теперь по субботам водит дочь на плавание. Иногда, глядя на ровные дорожки в бассейне, думает, что жизнь — это просто ещё один сложный кейс. Решённый. Но вечером, укладывая спать ребёнка, вдруг замечает, как крепко сжимает её руку — будто боится отпустить в свободное плавание.
